Надсада - Страница 107

107

«Не-эт, в таком кабинете я пока никого принимать не буду», – решил новый мэр. И пригласил к себе управляющего делами.

– Проходи… Как тебя? – спросил, будто видел впервые, знаемого им чиновника.

Тот назвал себя.

– Вот-вот, дорогой Иван Васильевич, сожалею, что приходится начинать с таких мелочей, как обустройство собственного кабинета, ведь жить здесь придется целых пять лет. Небось, за это время и на пенсию успеешь уйти?

– Я? На пенсию? – растерялся Иван Васильевич. – Мне только сорок лет, Виктор Николаевич.

– А если только сорок и ты еще собираешься работать, то будь добр вплотную заняться кабинетом и мебелью.

– Что я должен сделать, Виктор Николаевич?

– Вот это уже другой разговор. Даю тебе ровно неделю сроку, а нужно здесь следующее…

И Курицин детально, с карандашом в руке и листком бумаги перед собой, изложил собственное видение собственного кабинета.

– Где возьмем деньги? – решился наконец спросить управляющий делами.

– Ты, я вижу, точно раньше времени на пенсию собрался…

– Хорошо, найдем, – поспешил заверить новоиспеченного главу Присаянского района растерявшийся чиновник.

– Выполняй. И запомни: мне нужны исполнительные работники, которые лишних вопросов не задают. Инаугурацию устроим, как только обоснуюсь в кабинете, после нее – банкет в честь моего избрания. А на эту неделю я уеду в Иркутск для представления в администрации, Законодательном собрании и других структурах.

Виктор Николаевич действительно уехал в Иркутск, где в один день побывал на приеме у губернатора и председателя Законодательного собрания. После сих праведных трудов государственного мужа приступил к обязанностям мужа своей жены Ольги Николаевны, с которой расписался всего-то полмесяца назад и которая поджидала его в квартире, каковая у Курицина в Иркутске также имелась: молодожены на несколько дней уехали на Байкал.

– Отдыхать, Оленька, нужно уметь, – говорил он женщине, которая ему в самом деле нравилась, как нравился ей и он. И это обстоятельство устраивало обоих. От него пахло хорошим одеколоном, от нее – духами. Он был еще сравнительно молод, она – и того моложе. Он был здоров и силен, как бык, и она – румянец во всю щеку, крепкая, с хорошей фигурой, способная родить ему хоть тройню. – В Листвянке проживает один хороший человек, он-то и катер организует, и рыбалку, и уху, и комнату нам с тобой, где нас никто не потревожит. В нашем распоряжении дня три-четыре, вот и ужмем свой медовый месяц в эти три-четыре денька, а там приступим к своим обязанностям. Много чего я желаю переменить в Присаянском, ой, как много…

– Непросто это будет сделать, Витенька, – прижалась к мужу «мэрша».

– Знаю-знаю, Оленька. Но я же умный, к тому ж – хитрюга, каких поискать…

Он засмеялся, она залилась звонким беззаботным смехом.

Отдыхали в удовольствие: катались на катере, подмогали тащить сети, в которых трепыхался омулек, любовались «славным и священным», даже пробовали петь про «бродягу», который «Байкал переехал».

– Ну нам-то Байкал переезжать ни к чему, нам и тут хорошо, – в который раз прикладывался к рюмочке Курицин.

Им было так хорошо, как во всякую пору прекрасен Байкал.

– Я вот часто думаю: чего не хватает людям? – философствовал Виктор Николаевич. – Природа человеку дала буквально все: солнце, воду, воздух, деревья, самую разнообразную пищу. И приходит-то он на землю на каких-то семь десятков лет, из которых сознательных – в лучшем случае годков тридцать пять – сорок. Но хлещется человек с себе подобными, наскакивают человечки друг на дружку, а попутно рушат вкруг себя все то благолепие, которое дала им природа, и жизнь от того становится все беднее, все ограниченнее, все гаже. Но гаже самого человека не бывает на свете ни единой твари. С топором, ружьем, пушками, атомной бомбой сметает он на своем пути леса, города, цивилизации и никак не может насытиться в своих смертоносных деяниях. И все ему мало: и кровушки себе подобных, и погубленных лесов, и убитых зверей, и укрощенных рек, и нефтяных скважин, и угольных копей, и злата с серебром, и тюрем, и психушек, и домов призрения для сирых и убогих. А природа меж тем, а может, и сам Господь Бог насылают на него то болезни, то голод, то землетрясения, то смерчи, то пожары, то какую другую напасть с единственной целью, чтобы призвать человека к благоразумию – не тщись, смертный, не силься пересилить сущее, что дадено тебе во благо и спасение, не жадничай и не гордись. Конец будет один – уйдешь в землю сырую, все равно при каких обстоятельствах, при каком богатстве, при каких регалиях, с почестями или без таковых. И помочится на твою могилку какой-нибудь тупой потомок, а достать его будет уже невозможно. Да и тебе в могилке-то будет не до того, потому что черви будут справлять тризну на твоем разлагающемся теле…

– Не надо, милый, об этом. Слишком печально это. Я думаю о другом. Послушай, как в стихах своих сказала Юлия Друнина:

Ты рядом, и все прекрасно:
И дождь, и холодный ветер.
Спасибо тебе, мой ясный,
За то, что ты есть на свете…

– Прости, дорогая. Меня и впрямь чего-то занесло…

– Не пей больше, вот и не будет заносить.

– Виктор Николаевич разглагольствует от полноты сердца и от того, что все у него в жизни складывается как нельзя удачно, Ольга Николаевна, – позволил себе заметить оказавшийся рядом тот, кого Курицин именовал «дружком». – Будь у него побольше забот, другие бы речи вел…

«Дружком» оказался бородатый мужчина лет под шестьдесят, однако видом молодцеватый, подвижный, легко управляющийся со своим хозяйством, и если бы Ольга Николаевна имела больше жизненного опыта, то в фигуре Анатолия Алексеевича – так он был представлен Курициным – без труда угадала бы бывшего служаку. Он и был в недавнем прошлом служакой, находясь многие годы в непосредственном подчинении отца Виктора Курицина – Николая Ивановича. А в том ведомстве, где служил, своих не бросают, даже если это дети и внуки бывших сослуживцев. Здесь, в лице хозяина катера, была для Курицина та пристань, к которой он мог пристать в любое время дня и ночи, в любую для себя лихую минуту. Анатолий Алексеевич поглядывал на молодоженов снисходительно, говорил только то, что от него ожидали, старался меньше попадаться на глаза, дабы не мешать и не смущать гостей, однако все, что им требовалось, доставлялось в полной мере и в самый срок. Оттого пребывание на Байкале счастливой супружеской паре доставляло одно удовольствие, и четыре дня пролетели, как один час.

107