Надсада - Страница 96

Средние ряды занимали женщины, они, как всегда, были нейтральны, втайне ожидая от встречи какого-то для себя послабления. И не только для себя и своих семей – для близких и дальних сородичей, для своего поселка, райцентра.

Последние ряды, как водится, занимали мужики – взъерошенные внешне и внутренне, ушедшие в свои мысли, готовые в любую минуту вскочить и кричать о своем.

Курицин еще только начал говорить – не совсем уверенно, а может быть и нескладно, как тут же кто-то с задних рядов выкрикнул:

– К власти рвешься, чтобы уж совсем наши леса кончить! Вы с Володькой Беловым не разбираете, что перед вами: сосна, лиственница или кедр, – все косите подряд! А на охрану у государства денег нет – от вас же, от таких заготовителей, охранять!..

Зал зашевелился, недобро оскалился: ветераны вздернули головы, женщины зашумели, мужики приподнялись со своих мест, словно и в самом деле собирались сорваться и кинуться к сцене.

– Леса полностью расстроены!..

– Зарплату по полгода не получаем!..

– Техника не обновляется!..

– Нет денег на горючку, на запчасти, а пожары – туши!..

– Акционировать хотят начальнички лесхозы, хозяевами вздумали стать!..

Люди по сути называли самые болевые места предприятия, потому что это была их жизнь, и каждый из находящихся в зале претендовал на свое собственное место в этой жизни. И ничего более не желал, потому что человеку всегда комфортнее там, где он прижился, с чем сросся сердцем, куда идет каждое утро на работу и откуда в семью перетекает достаток.

– Петрович, вжарь ему! – просили в зале. – Скажи свое слово!..

Зачинщик скандала пробивался с задних рядов к обшарпанной трибуне времен Хрущева. В мужике лет пятидесяти от роду Курицин узнал лесника Василия Чернова, который нередко представлял Присаянский район на разного рода экологических конференциях в областном центре, а потом выступал в местной газете со статьями. Люди его знали как непримиримого борца за правду, не боящегося эту правду резать в глаза кому бы то ни было.

– Я вот о чем говорить собрался, – начал Чернов, явно волнуясь, отчего лицо раскраснелось, глаза повлажнели, а руки мотались, словно тряпицы на ветру, и которые он не знал, куда девать. – Курицина Виктора Николаевича мы все знаем как хорошего производственника. Но не без изъяна. Вы ведь помните, как он стал применять лебедочный метод заготовки, хотя метод был фактически запрещен.

– Скажем так: был подвержен критике, как экологически себя не оправдавший. Официально же его никто не запрещал, – несколько осипшим голосом парировал кандидат в мэры.

– Согласен. Но ведь когда лесина летит по склону горы, то сметает она на своем пути все – подрост, ягодники, муравейники и тому подобное. Вред от такой заготовки – не подсчитать.

– Петрович, говори по существу! – выкрикнули с задних рядов.

– Я и по существу скажу.

Курицин понял, что как раз и нельзя позволять Чернову развить свою мысль. Он поднял руку, как это делал, когда приходилось говорить с рабочими, и жест этот на сидящих в зале подействовал почти магически. Люди притихли, приготовились слушать.

– Вы же, Василий Петрович, знаете, что не от хорошей жизни пришлось применять тот метод. В низинах остался тонкомер, а на тонкомере плана не сделаешь. Людям же надо платить зарплату, прогрессивку, и другого пути сделать план у леспромхоза просто не было. Я сам за экологию, поэтому у себя в Ануфриевском леспромхозе и организовал лесопитомник, чего другие леспромхозы никогда не делали. А сколько я вам помогал техникой, когда случались пожары…

– При пожарах все помогали – не то что сейчас! – крикнули из зала.

– Правильно, помогали, – согласился и Курицин. – Только смотря как. Можно дать бульдозер и – забыть. Я же сам бывал на пожарах, организовывал людей, средства тушения, мой леспромхоз подвозил обеды.

По лицам в зале Курицин видел, что настроение людей начинает складываться в его пользу, как бы в его поддержку начал говорить и Чернов.

– Хозяин ты, Виктор Николаевич, неплохой, я это сам могу подтвердить – много раз бывал у вас в лесосеках. И саженцы мы у вас в леспромхозе почти что задаром брали, и семена. Но только где он теперь, Ануфриевский леспромхоз? Все передано частнику. А частнику – известное дело, только прибыль нужна.

– Где леспромхоз?! – поддержали из зала.

– И тут позвольте не согласиться с вами, Василий Петрович, – уже полностью владея собой, отвечал Курицин. – Леспромхоз, как вы знаете, был обанкрочен вместе с другими предприятиями лесодобывающей отрасли, и тут уж, извините, такая политика государства.

Курицин сделал паузу, прошелся вдоль стола, обогнул его и встал против сидевших, приготовясь загибать пальцы.

– Но я не позволил растащить технику – раз… Не позволил развалить складские помещения, автогаражи – два… Не позволил демонтировать и пустить с молотка пилорамы, а сумел преобразовать леспромхоз в другую структуру – три… И я сохранил коллектив – это четыре… Да, структуру частную, но другого сегодня в государстве просто нет. Мы ведь не «черные лесорубы», и у нас все по закону. И есть работа у людей, просматриваемое будущее. Вот ради этого просматриваемого будущего я и иду в мэры – это пять!..

Он поднял сжатый кулак и взмахнул им, как бы приглашая каждого, кто был в зале, удостовериться, что сказанное им соответствует действительности и заключено в только что названных пяти условиях.

– Мы вместе с вами будем бороться за это будущее Присаянья, где жили наши отцы и матери, где мы живем сами и где жить нашим детям.