– И почаще пользуйся, – улыбнулась Любовь Степановна. – Мы ведь родные друг другу, одна кровь и, значит, одна судьба. В данном случае я имею в виду единую, общую для нас всех, Беловых, судьбу, как бы скрепленную печатью рода, которая предопределена породой.
– Как точно ты подметила – «единую для всех Беловых судьбу, скрепленную печатью рода». Надо же так точно определить, – удивлялся окончательно успокаивавшийся Владимир, мысли которого после разговора с сестрой обретали нужное направление. – Что до церкви, то есть у меня сомнение относительно самого поселка. Временный он.
– А ты сделай его не временным. Разве оскудел наш край природными богатствами? При разумном подходе, даже к тому же лесу, можно Ануфриево превратить в перспективный развивающийся поселок. И дома здесь надо строить не брусовые, а совершенно другие.
– Я уже кое-что в этом направлении предпринял, но до поры до времени помолчу.
– И помолчи.
До упомянутого разговора с сестрой Владимир Белов побывал в Петербурге у Людмилы, которую не видел более месяца и уже не мог переносить затянувшуюся разлуку.
В небольшой квартирке Людмилы Вальц они провели, никуда не выходя, несколько дней – все никак не могли наглядеться друг на друга, наговориться, надышаться.
Потом она повезла его по городу, по знакомым. В первые же минуты, как только узнавали, что он из сибирской глухомани, новые знакомые спрашивали примерно об одном и том же:
– А правда ли, что у вас медведи задирают людей прямо на улицах?
Или:
– А правда ли, что у вас можно пройти или проехать до сотни километров и не встретить ни единого человека?
Или еще:
– А правда ли, что у вас и дорог-то нету, а люди до сих пор ходят по звериным тропам?
Белов никого не разубеждал.
– Да, – отвечал он степенно. – Бывает, что и заходят. Был случай, когда один такой медведь-шатун задрал молодую женщину по имени Раиса. Потом медведя пристрелил охотник по фамилии Воробьев.
– У нас действительно есть места, как, например, в Присаянье, где можно пройти верст двести и не встретить ни единого человека, – так же степенно отвечал другому любопытному.
– До иных деревень проще добираться по звериным тропам. А ежели ехать по дороге, то надо будет сделать крюк верст в пятьсот, – удовлетворял любопытство третьего.
«Какая-то все пустота, – по-своему определил петербургских жителей. – Все они здесь еще больше, чем мы, дремучие, а туда же, корчат из себя цивилизованных…»
На одной из тусовок внимание его привлек молодой, лет около тридцати, парень с горящими глазами. Людмила его представила как подающего надежды архитектора. Остановился послушать.
– Деревня, глубинка сегодня должна быть другой, – толковал, не обращаясь ни к кому конкретно, молодой архитектор. – Хватит, как сказал поэт, «тащиться сохой по полям». Деревня мне представляется преображенной и своим внешним обликом, и своей внутренней сутью. Современное, железобетонное должно сочетаться с травой, деревьями, птицами и всеми возможными надземными и подземными обитателями, какие всегда были присущи деревне. И дома надо строить из природных, экологически чистых материалов, а не из пластмасс, благо в России таких материалов немерено. Я разработал проект такой деревни и пытаюсь предложить его строителям. Но, боюсь, это вопрос далекого будущего. Вот вы, Владимир Степанович, из Сибири, – повернулся к Белову. – Как лично вам представляется деревня будущего и возможно ли осуществление такого проекта у вас?
– Тебя, молодой человек, я вот уже минут десять слушаю и никак не возьму в толк: с какой стати вы здесь, в своем мегаполисе, вдруг обеспокоились положением деревни? – усмехнулся Белов, намеренно говоря «ты» человеку, которого видел впервые. – Ежели действительно болеете за деревню и сельского жителя, так приехали бы к нам, посмотрели на месте, что и как. Ты и вообще-то, парень, когда-нибудь бывал в деревне или она тебе только пре-едставляется? Я уверен, что для вас, столичных жителей, деревня – здесь ли, в центре России, в Сибири ли – все одно, что какая-нибудь тьмутаракань.
– У меня бабушка живет в деревне. В Тульской области, – покраснел, видимо, обидившись, архитектор. – В детстве я к ней часто ездил.
– А сейчас?
– Сейчас недосуг: я продолжаю учиться, бываю за границей, сравниваю, смотрю, прикидываю, что можно перенять для нашей российской действительности. Слишком уж нищая у нас деревня, убогая постройками. Вот и родилась мысль – сделать проект деревни будущего.
– Вот-вот: за границу находишь время съездить, а к бабушке в деревню – недосуг, – заключил добродушно. – Хотелось бы глянуть на тот проект. Кто знает, может, я тот строитель, которого твой проект заинтересует.
– Заходите к нам в отдел завтра где-нибудь часиков в десять. Вот адрес…
Проект был выполнен в чертежах и макете. Деревня представляла собой одноэтажные и двухэтажные дома со всеми присущими сельской местности постройками: хоздворами, банями, теплицами, огородами. Расположение улиц было таково, что все они вели к центру поселения. А в самом центре стоял высотный дом.
– Идея моя – сочетать небоскребы с традиционными для России усадьбами, – пояснял архитерктор, которого звали Виталием. – От небоскребов никуда не уйти, они – данность нашего времени, и в XXI веке человечество, с его растущей переселенностью, будет развиваться именно в направлении строительства высотных зданий. Дабы не разрушать традиционное, я предлагаю в одном таком высотном здании, что стоит как раз в центре деревни, сосредоточить весь набор сельской инфраструктуры. Мне это представляется так: на первом этаже – супермаркет, где человек может приобрести исключительно все, что ему требуется, вплоть до иголки с нитками. На втором – ресторан, кафе, диско-бар. На следующем – учреждения связи, кафе-интернет и тому подобное. За ним – этаж, где размещены спортивные и тренажерные залы. Еще выше – школа искусств для детей. Следом по восходящей – большой зал для проведения культурных мероприятий – концертов, презентаций и прочее. Здесь же комнаты для занятий вокалистов, танцоров, клубы по интересам. На последнем этаже – офисы администрации деревни, так сказать, ее официальное представительство. Этажей может быть столько, сколько нужно. Каждый снабжен самостоятельным лифтом, дабы этаж был автономен, а не походил на проходной двор, но предусмотрена общая лестница.