Надсада - Страница 60

Николай замолчал, раздумывая, потом вдруг будто встрепенулся, хлопнул себя по лбу:

– Вспомнил! Как же я сразу не догадался…

– Ты это о чем? – глянул на него Владимир с недоумением.

– А вот о чем. Когда последний раз ездил домой в Москву, между делом прочел интересную статью, которая, если мне не изменяет память, называется «Новый взгляд на передел собственности». В ней рассказывается о том, что сегодня богатые люди отправляют умных, ловких и, конечно, знающих людей в сибирские и дальневосточные глубинки на своего рода разведку и хорошо те поездки финансируют. Отправляют с тем, чтобы знать обстановку на местах, где эти богатые люди намерены иметь в недалеком будущем свой экономический интерес, связанный с брошенными заводами, шахтами, рудниками и так далее, а заодно и с ценными месторождениями, какие были разведаны в советское время. Ты ведь не станешь отрицать, что в разные годы по всему Присаянью проводились капитальные изыскания с бурением и взятием проб, – мне об этом отец рассказывал. А коли проводились, значит, существуют четкие карты с нанесенными на них обозначениями месторождений. И карты эти не пылятся где-нибудь в архивах, а изучаются досконально с привлечением специалистов соответствующего профиля. Иными словами говоря, скрытно от глаз общественности идет дележ той собственности, сосредоточенной в том числе и в присаянских глухоманях, которая в недалеком будущем, при соответствующих вложениях, будет приносить солидный доход.

– Верно, была у него некая карта наших мест, и он, бывало, внимательно ее разглядывал. Мне же говорил, что, собираясь в поездку, выпросил ее в одном геологическом управлении, чтобы иметь хоть какое-то представление о местах, куда собрался ехать. Я этому не придал значения…

– Вот видишь, видишь… – волновался Николай. – Эти люди ничего за просто так не делают. А не просил ли он тебя свести его в какое-нибудь конкретное место?

– Не просил, но расспрашивал о многом: о населенных пунктах, о коренных жителях Присаянья, о том, что добывали здесь в ранешные времена, какие промыслы были присущи местному населению, о неких легендах, какие в ходу среди старожилов. Да мало ли о чем шел разговор у костра или в зимовье, когда идет дождь и надо выждать время.

– И, конечно, очень много вы говорили о том, что в сегодняшних обстоятельствах человек должен брать от государства все, что плохо лежит. Не возьмешь ты, возьмет другой. По известной поговорке: кто успел, тот и съел. Так ведь?

– Примерно так. И что в том плохого? Ты же знаешь, как бывшую народную собственность в считаные годы буквально порвали на куски и – съели. Я тоже хочу получить свое.

– Эту заразу тебе тот финансист в мозги вложил? Но если бы в мозги, то еще ничего, поправимо, – он душу тебе перевернул, загадив в ней все то лучшее, что было вложено и родителями, и воспитанием, ведь тебя никто не учил так вот мыслить? Нам, Володя, нужна Родина, им, кроме денег, ничего не нужно. И не гонись за ними – не угонишься. Не пустят тебя они в свои ряды, потому что ты – иных кровей, иного замеса, иного социального слоя, если хочешь. Ты для них – быдло, плебей, человек низшего сорта. Но ты для них – человек не случайный. Ты один из тех, кто может развернуть дело здесь, на конкретном месте. Кто хорошо знает местные условия, людей, кто обладает всеми качествами первопроходцев. А там и они подоспеют. Съедят, как ты выразился, и тебя, и тобой начатое, во что ты успеешь вложить свои ум, деньги, энергию. Это, Володя, хищники, и такие хищники, какие будут похлеще тех, что обитают в тайге. Это умные, расчетливые, коварные, безжалостные хищники, которые в достижении своих целей не остановятся ни перед чем. И никто не спасется от их зубов. Никто не защитит, потому что они сами – и закон, и власть, и наместники Бога на земле – таковыми, по крайней мере, они себя мнят. Но если бы только мнили, то еще можно было бы как-то от них оградиться. Они – действуют, проникая во все сферы общества.

– Мне на них – плевать! – воскликнул Владимир в раздражении. – Пусть думают, что они умнее меня, а я буду делать свое дело. И деньги сотворю даже из воздуха – вот хоть из нашего таежного воздуха, который чище, чем где-либо. И в нужный момент я их всех подомну под себя. А сейчас мне нужен мой кусочек пирога, потому что надо во что бы то ни стало, в самые кратчайшие сроки наработать стартовый капитал. И тогда уж никто мне не будет страшен.

Он изогнулся, сделал страдальческое лицо, протянул вверх ладошкой руку, будто просит милостыню.

– Отда-айте мне мой ку-у-со-о-че-эк пи-и-ро-о-га-а…

– Да ты еще и доморощенный артист, – усмехнулся Николай. – А с такого артиста чего и ожидать, кроме кривлянья… Но я думаю, ты сам себя не знаешь. Не знаешь, на что способен, и я имею в виду, конечно, те добрые начала, которые вложены в тебя и матерью с отцом, и пришедшими сюда некогда пращурами твоими, и окружающей тебя природой, и окружающими тебя людьми, на которых ты сегодня пытаешься плевать. Но это – бравада, шелуха. Еще – даст Бог – создадутся в твоей жизни такие условия, когда высветится в тебе только самое главное и ты поймешь, ради чего только и стоит жить на свете. Я, брат, говорю это вовсе не случайно, не для красного словца. Я наделен зрением художника, пусть и не очень талантливого. А художник способен видеть то, чего не видят все прочие люди.

– Если я – Наполен местного пошиба, то ты – пророк местного пошиба…

– Да никакой я не пророк, – прервал его с досадой Николай. – Я пытаюсь и твои глаза открыть на самого себя, чтобы ты, наконец, вкруг себя осмотрелся и определился в том, что тебе на самом деле в этой жизни надобно и где на самом деле твое собственное место. Вот для чего я сейчас с тобой говорю, потому что убежден: твое самоопределение в этой жизни еще не состоялось. Оно – впереди.