По второй пили уже из рюмок. Водка на Владимира действовала медленно, мало-помалу раздражение уходило, по телу растекалась горячая истома, и он заговорил о том, что тревожило обоих.
– Знаешь, Николаич, когда я узнал, что сожгли наши трактора, то готов был порвать на части того, кто это сделал. Когда узнал, что погром устроил мой, теперь уже покойный, батя, то испытал чувство растерянности. Ну, в самом деле: он же прекрасно знал, кому вредит. Даже ежели ему и не нравились мои лесные дела, но не жечь же трактора.
– Так ведь в его тайгу залезли, кедрач стали валить, – заметил Курицин. – За свое, получается, вступился.
– Вот именно. Выходит, и он был таким же, как и мы, собственником.
– Ну, там, наверное, несколько иное, – уклончиво ответил умный Курицин. – Для людей его поколения все принадлежало всем, то есть народу. Мы же работаем только на свой карман.
– А почему тогда во время заготовки ореха в коопромхоз сдавал только калиброванную шишку?.. Орешек же очищенный, отборный вывозил домой, а мать потом – на базар? – раздраженно настаивал на своем Владимир.
– Ты правильно подметил: сдавал. Кроме того, он следил за состоянием участка, вел подкормку зверья, копытных, сдавал лекарственное сырье. Участок был под постоянным доглядом, и никто на его территории не пакостил. А тут родной сын принялся выметать подчистую. Это, знаешь ли, не каждый способен пережить.
– Да черт с ними, с тракторами! Кстати, как идет ремонт?
– Три уже на ходу, хоть завтра завози бригады. Еще два будут готовы через недельку.
– Молодец. Что ценю в тебе, так это исполнительность. Два раза повторять не надо. Вообще же у меня давняя думка – поставить добычу ореха на промышленную основу. Эти тайги, в том числе и батина, слабые, много не набьешь. Знаю я одну, да там дядька командует. Пока в силе – не залезешь, может и перестрелять. Характер покруче батиного будет. А он еще лет десять протянет.
– Значит, надо подмочь ему освободиться от участка…
Владимир засмеялся, потянулся к бутылке, налил рюмки.
– Подмочь, говоришь? Каким образом? Узнавал я в коопзверопромхозе – дела у них, знаешь, идут хреново, но собственности своей не теряют. Остаются в штате и охотники, которые сейчас зарабатывают копейки, – слишком упали в цене шкурки, да и другую продукцию надо уметь пристроить. У них же на это мозгов не хватает.
– Пока идет дележ крупной собственности, мелкие предприятия будут банкротиться.
– Вот-вот, но мелкие можно сделать и крупными, по крайней мере все дело в хорошо организованном сбыте, а таежные деликатесы многих интересуют. Капиталисты за рубежом с руками оторвут, только надо найти на них выходы. Промхозовскому руководству дело это не по силам – в печенках сидит у них память о сладкой жизни, когда государство гнало продукцию на экспорт, а они делили да проедали импорт. Тут должен быть свой кульбит, и он мне видится в том, чтобы выкупить производство, а на тайгу можно заключить договор аренды – лет эдак на сорок девять.
– Хитро, но в основе – правильно. Только и здесь надо иметь связи с заинтересованными людишками, причем и в райцентре, и в области. Может, больше в райцентре, чем в области. Захотят войти в долю или по крайности потребуется хорошая взятка – не скупиться.
– Взятка – не беда, можно и дать, а вот пускать сюда кого-либо не хотелось бы. Когда документы будут оформлены, тогда и дядьку можно будет отодвинуть. Попрыгает да и сядет на то же место.
– «Мечты, мечты, где ваша сладость…» Такое решение вопроса – дело будущего. А как быть сегодня? Что они тебе сказали насчет дядьки?
– Так и сказали: «Договаривайся сам». А как договоришься? Съезжу к нему, попробую потолковать, хотя надежды почти никакой.
– Может, оставить сию затею… до лучших времен, а?.. Я вот про себя думаю: а не выставить ли мне свою кандидатуру в мэры района, выборы ведь на носу. Тогда бы мы развернулись в полную силу. Мэр, он ведь никому не подконтролен. Он – сам закон.
– Ты, паря, как говорит мой дядька, слышал когда-нибудь такую поговорку: кто успел, тот и съел? Так вот: пока мы с тобой тут будем откладывать, найдутся другие шустрые ребята. Но пушной и любой иной таежный промысел – это далеко не самоцель. В тайге кроме пушнины, мяса копытных, ореха, лексырья есть такие ценности, которые при умелом подходе могут стать основой для миллиардного состояния. Что до мэрства, то идея сама по себе отличная. Вся чиновная братия будет в одном кулаке, и тогда можно развернуть дело до такого размаха, какой и Никите Демидову не снился. В общем, идею твою я одобряю, и если ты об этом серьезно, то думать надо уже сейчас, нарабатывая свой электорат.
Усмехнулся, наслаждаясь замешательством приятеля, который по своей привычке заерзал на стуле.
– Такче, милый друг, будем работать? – передразнил приятеля Белов.
– «Милый друг, наконец-то мы вместе…» – замурлыкал Курицин. – Масштабы, говоришь, треба?
– Треба, Витя. Треба. Мы здесь как рыба в воде. Это выгодное для нас положение надо использовать с максимальной пользой, но главное – не дремать.
– Знаешь, Степаныч, я вот все думаю о том, что неправильную линию мы с тобой проводим относительно местного населения. И я в советское время жадничал, старался не дать людям лишнюю копейку. А что получил сегодня? Ненависть людскую или в лучшем случае – неприязнь? Ну ладно бы собственные из кармана выкладывал денежки – государственные жалел.
– К чему ты об этом? – глянул на Курицина Белов.
– А к тому я, Степаныч, что, начиная разворачивать собственное большое дело, предприниматель должен чувствовать себя в полной безопасности. На мысль такую меня навел случай с тракторами, а то, что их сжег твой отец, – для меня просто непостижимо. Это звоночек оч-чень серьезный. Прислушаться к нему надо бы. А в общем-то решай как знаешь. Ты – местный, я – пришлый. Ты лучше знаешь местный люд, я – хуже. Да и знаю ли? Я ведь и не видел людей, а так, больше по фамилиям: этот – Иванов, тот – Петров. Но чтобы приглядеться, побывать в семьях, попробовать вникнуть в какие-то проблемы людей – это для меня было за семью печатями. Я когда развелся с Любой, то стал больше задумываться, больше смотреть по сторонам. И знаешь, к какому выводу пришел?